[Закрыто] «Сон разума рождает чудовищ» - Ничья Ночь, 1024-1025 гг

Он поднимался по ступеням целеустремленно и спокойно,  как мог бы подниматься речной поток - если бы реки могли течь вверх.
Если бы они могли течь бесшумно.
Шаги командира королевской стражи по-прежнему были беззвучны, но в последнее время тан Арьеса, привыкший быть незаметным и ненавязчивым, обнаружил, что оказался самым неуместно живым существом во дворце. Все засыпало, укутанное апатией и тоской - он, тень своей госпожи, говорившая чаще для того, чтобы передать ее слова, чем по собственному желанию, оказывался громче.
Теперь, когда ее больше не было рядом.
Просто потому, что не менялся, как назло.
И нехорошо улыбался все время, как заколдованный - даже теперь не перестал. Все, что он мог - улыбаться, смотреть, как все они очень, очень медленно умирают, и делать то, что должен. И то, что в этот ежедневный обход дворцовый сад заменила башня, отчего-то не вызвало должного удивления.
И тела внизу. И вся эта пыль...
Вот, значит, как.
- Нравится вид?
Его голос был саркастическим эхом прозвучавшего, отражением в мутном зеркале - точно та же тошнотворная сладость, действующая на нервы. Лорайе заломил бровь, с вивисекторским любопытством разглядывая белого, и перевел взгляд на его спутника.

За столом в своем кабинете Лорайе Арьеса спал, как убитый, уронив голову на карту.
На смотровой площадке его рука привычно опустилась на рукоять меча.

Забавно, если окажется, что у этого, с косой - такой же.
Черно-белый, точно снежные вершины Драконьего Хребта на горизонте, на фоне того, другого, с его небрежной позой, он держался вызывающе прямо.
- Тебе здесь не место, -  Лорайе почти не удостоил взглядом своего двойника, но это было, скорее, в ту сторону - отчего могло звучать и звучало издевательски.

- Сомневаюсь, - процедил Лорайе, принюхиваясь к приторному ветру. Во-первых, чтобы увидеть, надо еще дожить; во-вторых, чтобы впечатлить его, нужно было что-то посвежее: после того, что они пережили в изгнании, он знал все об упорстве своего народа, и тем более - после того, что обнаружили на заброшенной Йефе.
Да, он не застал эпидемию и не знал запаха чумы.
Зато теперь знал.
И еще он знал, что на том берегу, за морем и рассветом, небо царапает башня, которой прежде не было - маяк, увенчанный рукотворной звездой - и всякий раз, когда Лорайе встречал зарю, глядя на горизонт, ему казалось, что это не солнце, а огонь с каменного когтя Белой Девы восходит в небо. С вершины маяка можно было разглядеть другие берега, но отсюда его было не увидеть.
А вот этой смотровой башни больше не существовало.
Иллюзия? Должно быть.
Но желание вырваться мелькнуло и угасло, а желание содрать с этой твари лицо Эрвейе, напротив, становилось лишь сильней. Некоторое время назад Лорайе сказал бы, что это и есть его брат - теперь же, даже во сне, не понимая, что спит, чувствовал разницу.
Рыжий смотрел на белого пристально и жадно, как ребенок на новую игрушку.
- Это несерьезно, - объявил он очень ласковым голосом. - Где огонь, гром, падающие звезды, моря крови и все такое? Устроить конец света - много ума не надо, но это надо уметь сделать нескучно. Тебе не под силу.
Ни к чему было искать взглядом тень, подкрадывающуюся сзади - звяканья колокольчиков хватало, чтобы знать, что двойник там. И надо же, чтобы по странной логике сна вспомнилось что-то очень старое и ехидное про золотые бубенцы и компенсацию.
Со скучной физиономией хамалани замер у парапета, ну очень одухотворенно уставившись в небеса.
- Если это предрешенное будущее, зачем тебе нужно, чтобы я это видел?

- Отличный вид. Мне его не хватало, - вполголоса сказал тан Арьеса, совершенно даже без иронии, не обращая внимания на собственный же голос за спиной, никак и ничему не думая возражать. -  Рассвет отсюда всегда прекрасен.
Этот город не зря был так назван. Золотые на солнце, серебряные в тени, шпили, дворцы и храмы Крепости Рассвета, казалось, привлекали взгляд тана куда больше, чем непотребство, происходящее с ее жителями, и занимали явно сильнее собеседника, которому Лорайе на вид уделял меньше внимания, чем докучливым птицам в том самом новом саду.
Солнце равнодушно прожигало свою ежедневную тропу в небе и в зрачках хамалани, стоящего на краю площадки - Лорайе смотрел на него, не отводя глаз, и щурился то ли по необходимости, то ли в самом деле презрительно.
- Здесь я слышал, что мне от старости все надоело. Не здесь я слышал, что я бессердечное чудовище. Выбирай, что больше нравится.
Тех, кому он мог бы помочь, и кого оставил, хватило бы на армию - слишком долго он наперекор характеру учился просто наблюдать, чтобы теперь корить себя за это.
Но что-то еще билось на краю сознания, как мошка в стекло фонаря, что-то, о чем слепящий свет в небе почему-то напоминал, недостаточно важное, недостаточно личное; и это что-то незаметно потерялось.
Осталось лишь облегчение от того, что преследовавший его холод куда-то исчез. И еще, под складками одежды - спокойная тяжесть металла.
- Так много слов, чтобы сказать, что ты этого мира не понимаешь, и не понимаешь нас, - непринужденно заметил он, оборачиваясь. - Хотя признание невежества - первый шаг к исправлению.
Взгляд его, вопреки безмятежности голоса, горел чистейшим безумием.
Резкий шелест шелка заглушил окончание речи - в повороте он наставил в лицо беловолосому вытащенный из-за пазухи пистоль и выжал спуск.
Даже не странно, что человеческая игрушка оказалась при нем: тан все прошедшие луны от тоски возился с ней и почти расстрелял трофейный ящик зарядов, добытый в карточной баталии. Вечная улыбка Лорайе треснула и разошлась неприятным оскалом, и мысли о том, в кого он, пойманный в иллюзии, может попасть на самом деле, не могли угнаться за его рукой.
Раскат выстрела над королевским дворцом был громче всех слов, что он когда-либо здесь произносил.

- Или я испугался, - лениво подхватил тан, упершись стволом в грудь ходячему мертвецу.
Он был готов ослепнуть от вспышки заряда - но какого-то беса пистоль оказался пороховым.
Яркий, как портовая вывеска, двойник занимал его ровно настолько же, как собственная персона - то есть, нинасколько.
И на брата он никогда не смотрел так пристально.
- Или, может быть, Эрвейе был прав тогда. Еще подсказок?
Дымок из дула был едва виден в пыльном облаке, накрывающем древний город, будто след какого-то другого, невообразимо мощного залпа, который снес с лица земли только живых. Это мертвые взлетали вверх в порывах утреннего ветра мириадами частиц: все они - мастера, рыбаки, лекари, маги, придворные, нищие, ученые, дети - обернувшиеся прахом, сплетались в последней безумной пляске. Всюду, куда ни оглянись, их окружали мертвые, и в ветре слышались отзвуки гневного шепота.
Сотни, тысячи голосов.
Пусть моря не было слышно здесь - для тана Арьеса и ветер носил их с собой.
"Здесь ветер сразу уносит пыль к морю, и все исчезает. Нас больше не хватает, чтобы проводить прощальные обряды, еще больше не хватает времени, и это было бы непростительно, если бы нам самим не светило упокоиться совсем неприлично.
Мы-то даже до моря не долетим".
"...надо успеть".
"...продержаться".
Все вокруг было взглядом в минувшее, не видением грядущего - и это будущее не могло сбыться: маршал Островов просто не смог бы дожить до победы чумы.
Но от выстрела видение не пошло трещинами и не дрогнуло, рассыпалась разве что надежда отделаться легко. Вдобавок, из белого выходила скучная тренировочная мишень. Разглядывая дело рук своих, хамалани бесстрастно дернул запястьем - пистоль, завертевшись, полетел через парапет.
Бесполезная рухлядь.
Неприлично громко расхохотавшись, Лорайе брезгливо взглянул на след от слетевшей капли - мерзость выглядела бы как кровь, не воняй она тленом.
- Или, быть может, у меня не так много прав, - продолжал он монотонно, как будто в словах не было и капли смысла, - больше всего зла он причинил не мне.
Это рассвет помог вспомнить. Ее глаза всегда напоминали ему солнце.
След от чужой крови на руке вспыхнул: золотое пламя прошлось волной по рукавам,  окутывая тело, и перекинулось на тело напротив, словно с одного фитиля на другой. Уже не очищая - пожирая.
И смотровая башня ненадолго превратилась в маяк.

Одного взгляда в глаза Рокайи хватило бы, чтобы не забывать - время не ходит по кругу.
Угрызениям совести он был почти не подвластен, в отличие от въевшихся в кровь привычек. Слышишь этот голос - отвлекайся: окончательно одолеть его невозможно, нападение - бесполезно, значит, остается глухая оборона. Задыхаясь от жара слепящего пламени, тан Арьеса отпустил ядовитый смешок; пот заливал глаза, не давая разглядывать иллюзии, шум крови в висках заглушал надоедливый голос - он не Эрвейе, ему колдовство никогда не давалось легко.
Что и требовалось.
Даже горелым не пахло - и в сочетании все эти попытки добиться от него реакции и пока бесплодные ответные любезности представляли собой трогательный апофеоз тщеты. Однако смотреть, как украденное лицо брата трескается, словно испорченная маска, оказалось приятно.
Насколько что-то тошнотворное может быть приятным.
- Мрачные тайны всегда стремятся выйти на свет, - довольно прохладно отозвался тан.
Наполовину ослепленный огнем, он наблюдал за беловолосым со смесью злорадства и брезгливости.
- Похоже, все неразрешенное возвращается, чтобы завершиться.
Ни тихая агония города внизу, ни мертвые моря за горизонтом его больше не трогали; женские силуэты на краю зрения и единственный, на кого он смотреть не хотел точно - тот, кем когда-то был и не будет снова - тоже как-то померкли. Лорайе стоял перед пламенем, как первый среди мотыльков, не желая видеть ничего, кроме бешеной, сумасшедшей пляски огня.
Все равно ни Ее очень внезапного Величества, ни Летье здесь на самом деле не было.
И не будет.
Пыль, пергаментная вонь и знакомый голос в голове надежно отсекали всякие мысли о них.
Мерзнуть он тоже перестал - кто бы знал, почему. Отчего тот вечный холод вообще его донимал?
Хамалани протянул руку к беснующимся языкам пламени, будто желая пригласить его на танец.
Тянуло шагнуть туда - и будь что будет. Когда Чайка ушла за грань, он должен был отправиться следом - но тогда только сжег браслеты, молча признал жизнь законченной, и на том все. Надо было.
- Предлагаешь поведать девочке историю моей жизни и сберечь мое время? Очаровательно. Только, - издевательская пауза едва ли могла скрыть охвативший его азарт, - говорить ты можешь что угодно. С каких пор она тебя слышит?

Лорайе скептически фыркнул, не оборачиваясь.
- То есть, ты хочешь заменить мне секретаря? - он тронул подбородок в притворной задумчивости. Расположение тана Арьеса как-то сильно упало в цене: недавно ему сулили корону Островов, королеву впридачу и чуть ли не весь мир, теперь - только прощальные приветы. Это если поверить хоть одному слову, чего делать не стоило.
Лицо Рокайи белело сквозь огонь, но ступить туда было слишком просто.
Ее нет в Тал-Аманор, или этот бы не радовался. Она жива - или этому было бы не до бесед.
И окажись наколдованное пламя настоящим, за командиром стражи уже могли бы явиться нервные подчиненные, чтобы поинтересоваться, в кого стреляли и какого беса ему вздумалось поджигать дворец - но если никто не придет, к чему это все?
Он шагнул назад.
Сапог без замаха врезался в колено беловолосому, сбивая с ног. Снова и снова.
Как-то внезапно Лорайе перестал напоминать сытую змею.
Языки огня жадно вцепились в край его одежды, когда он рванулся наперерез двойнику, но Луна Зеркал вышла на свет легко - и беззвучно, как всегда.
В дни до Падения на материке ходили слухи, что на Островах бывали зачарованные мечи, легко рубившие броню - но мастер, выковавший ее бесконечно давно, держал в мыслях, разумеется, не человеческие доспехи, а нечто другое, от всего человеческого далекое. Возможно, хитиновый панцирь. Если бы двойник достал ее подобие, вышла бы та еще драка, но тратить время на драку тан не собирался. Изогнутый клинок наискось ударил в плечо второго Лорайе, рассекая кости и плоть, рисуя красным по золотому - и первый больше не смотрел в ту сторону. Сложится тот тремя кусками или одним - это уже значило мало.
Времени не было.
Чистый, точно его ничто и не пятнало, клинок, похожий разом на перо, коготь и осколок луны, скрылся в ножнах, и огонь на башне исчез.
На обрыве старые камни, истерзанные ветрами, болезненно реальные, крошились под ногами.
- Я падал в бездну глубже этой, - бесстрастно прошептал красноволосый, глядя в пропасть. - По прихоти кого-то, кто лучше умел пугать и недурно стирал людей в пыль. Теперь он сам - ничто и нигде, и где причина, по которой ты не окажещься там же, едва людей не станет?
Прыжок и падение проглотили половину, но он знал, что узник Островов по-прежнему все слышит.
Вода тоже была вполне реальной. Он врезался в нее, как метеор с огненным хвостом, и тлеющий подол погас; он опускался ниже с лентами водорослей на плечах, разгоняя медуз.
И смотрел только туда, куда убегала неверная, как огонек удильщика, маленькая белая звезда, где в темноте мерцали руки-лучи, ноги-лучи, коса-луч. Там скрывалось то, что Лорайе хотел увидеть - если, конечно, суметь утонуть достаточно быстро.
В этот раз там хотя бы было дно.

Со всех сторон - тусклая серая чешуя, длинные змееподобные тела, шипастые паруса плавников, треугольные пасти, полные игл. Другие - черные, скользкие, едва видные в темноте, скользили ниже, украшенные мерцающими фотофорами, не разгоняющими мрак, не способные закрыть пасть из-за торчащих зубов. Стая голодных созвездий, синих и пурпурных, метнулась сквозь воду, а цель их продолжала опускаться.
Чей бы голос ни окликал его, даже если это в самом деле Энахайе пытался ему помочь и расколдовать - придется подождать. Тонущий тонул и не останавливался - ему было нужно дальше.
Сквозь бездну, говорящую с ним его собственным голосом, сквозь холод безвременья - наверное, только здесь за все те тысячи лет не изменилось ничего.
Только без людей, когда в этом мире нечего уже будет беречь, что спасет тебя от гнева Хозяев? От того же небытия. Ты этого, должно быть, сам хочешь.
Впору бы хохотать, если бы здесь было, чем дышать.
Жив он или мертв? Лорайе перестал это понимать, и это его не беспокоило.
Ледяная глубина с каждым гребком стонала на разные голоса, и плач вод звучал каждый раз иначе, но всегда среди его нот был голос Алейты Линьер. Хамалани сделал руками несколько пассов, совсем не относящихся к плаванию, и, зависнув вниз головой, остановил взгляд на хозяйке злобного подводного зверинца.
Бездна перестала стонать и запела тихим звоном магии - и зашевелилась, словно проснувшись.
Волна, начавшаяся в руках Лорайе, плеснула во все стороны - наверху это был бы просто вихрь, не способный поднять почти ничего, кроме птиц, полотнищ, пыли и ветра, пепла или снега.
Или пепла и снега сразу.
Расцветающая в темноте воронка водоворота мягко подхватывала рыб и увлекала с собой. Гроздья подводных огней закрутились в мощном течении, все еще пытаясь преодолеть его и прорваться.
Что-то успело вцепиться в ноги - боль давала о себе знать.
Оставляя тонкий кровавый след, хамалани направлялся к белой девочке в свите медуз, потому что это было все, что он видел, и ничего больше не было в этой пустоте - и сверкающий водоворот с пойманными хищными огнями опускался вместе с ним. Какую-то медузу сорвало течением, и не одну.
Лорайе ласково улыбнулся и поманил девочку пальцем. Хочешь жизнь - приди и возьми.
Светящиеся волосы и водоросли в них, казалось, были совсем близко. Еще немного - и достаточно, чтобы схватить.
Потому что лисы далеки от героизма. Лисы не дерутся.
Лисы душат.
Лисы крадут.

Еще не вполне живой, полуослепший от боли, Лорайе все равно непроизвольно задержал дыхание.
Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.
- Солайе, - сказал рыжий, скорее утвердительно, чем вопросительно - и выплюнул остатки воды.
Если кто-то имел шанс отыскать след королевы, когда усилия лучших из магов не дали ничего - он и больше никто, и дело было вовсе не в силе. И про себя Лорайе подозревал, что Король во сне не так уж бездеятелен.
- Я не буду спрашивать, как, - тан Арьеса попытался улыбнуться обожженными губами, и еще попытался немедленно сесть - и все это одновременно, отчего и то, и другое получилось не особо хорошо. Стоило сказать спасибо боли и тошноте, которые милосердно выжгли способность испытывать стыд. Но лежать, уставившись в небо, было противно и неудобно, и со стороны вид получался не из достойных. Тем более, на глазах у высшего начальства. На глазах у племянника, если уж тот решил помнить о родстве, а не о титулах - и неизвестно еще, что хуже. Кроме всего, тот его то ли только что спас, то ли помешал увидеть самое главное - и неизвестно, что задевало больше.
Но еще оставалась надежда.
Небольшой шанс, что маг успел рассмотреть то, что скрывалось в темноте - однако между ними были не те отношения, чтобы просто так просить об услугах.
Ничего, кроме Узора и общего дела. Кроме долга, служения и молчания, и еще общей крови и той ноши, что Лорайе, который назывался королем из необходимости, но никогда им не был в истинном смысле, когда-то передал нашедшемуся родственнику не без доли злорадства.
И не без доли сочувствия - но он бы никогда в этом не признался.
И не без доли... но об этом было не время думать.
Лорайе не хотел видеть ни протянутой ему руки, ни весны за спиной Короля - все это было не про него. Но так было нужно - и он видел, так было нужно - и рука тана в чужой руке была очень тяжелой и очень холодной, словно он и не покидал ледяной бездны.
Лорайе привстал на одно колено, не поднимая взгляда, и медленно выпрямился.
С изорванных шелков заструились потоки соленой воды.
- Хорошая новость есть, - подытожил он осторожно. - В чем плохая?

Рыжий бесстрастно склонил голову к плечу - как будто не исключал и вариант обмана.
Лучше бы это был и правда метод, а не чутье.
- Профессиональная болезнь, - объяснил он с тенью усмешки, неохотно отпуская руку колдуна.
- Остальные в Совете этим не страдают, поэтому могут и решить, что я сошел с ума.
И почему только он не явился сыну?
Тот был бы рад визиту куда больше.
- Есть еще наши, - Лорайе помедлил, подбирая слово из приличных, - забавные недруги. Я слышал, ты что-то выяснил о них, прежде чем уснуть, но больше мне не сообщили. Что это было?
Теперь это не имело значения, но ничего он, конечно, не простил.
Ни прежних обид, ни  того спокойствия, с каким прощался с королевой, потому что оставлял ее не одну. Не со своими людьми, готовыми умереть по слову, но не способными ее услышать - с тем, кто готов был защищать жену даже от слишком преданного взгляда ее собственного стража, в чем она, к слову, не нуждалась чуть более чем совсем.  Это еще не значило, что супруг сможет защитить ее и от себя самой.
Если это вдруг потребуется.
Потому что другая Рокайя, первая этого имени, не была способна на безрассудство - и, впервые увидев беловолосую убийцу, которую потом назвали Вечной Королевой, Лорайе едва ли нашел бы пару отличий. И потом нашел их мало.
Потому что другая Рокайя умерла, а Эрин, пока она еще носила это имя, он почти не знал.
Потому что любовь слепа и мешает работе.
Потому что сложно сомневаться в том, кому служишь, и кому принадлежит твоя жизнь - и невозможно сомневаться в той, кому принадлежит твоя душа. Себя Лорайе тоже не мог простить, и мнение, что в случившемся нет его собственной вины, оскорбляло его разум.
Но все это пока не было важно, а версия с мертвым городом была похожа на правду.
Стоя на ветру, рыжий не делал попыток отряхиваться, и ледяная морская вода текла из складок его одежды, как кровь из раскрытых вен, и не собиралась заканчиваться. Мягкая весенняя трава у его ног медленно, и все же на глазах, выцветала, но он не видел.
- И еще - что мне передать ей при встрече?

- Мне хватило бы и простого подтверждения. Правда ли у нас завелся Избранный Порчи, случайно ли обе эти войны так вовремя...
Слегка поморщившись, Лорайе махнул рукой в знак смирения. Описывать, как обстоят дела наяву, желающие найдутся, стоит лишь заглянуть в сон к кому-то еще, кто вообще их видит, а у него была несколько иная забота.
Он протянул руку, чтобы положить на плечо магу - можно ведь хоть раз за все время воспользоваться правом родственника. Но посмотрел себе под ноги, на увядающую траву, и с досадой опустил.
- Не знаю, как далеко ты готов зайти, чтобы сберечь это знание - но ты должен проснуться. Достаточно с вас жертв. И это даже не моя просьба.
Тан Арьеса поежился от холода и беспечно пожал плечами.
- Не только моя.
Так вышло, что у Солайе имелись не только занимательные недруги, но и не менее забавные друзья, склонные диктовать свою волю даже с той стороны смерти. И конкретно этот покойник, что характерно, тоже когда-то пробовал забраться в призрачный город на дне озера, но ему не хватило времени. А теперь не было ни его, ни времени.
Лорайе смотрел в лицо Королю так пристально, словно в последний раз.
А потом вскинул голову к небу. Грядущий шторм ему нравился куда больше прежней благодати, хотя ничего хорошего с собой и не нес.
Бури были одной из тех немногих вещей, что не вызывали у него уныния и неприязни и одновременно не входили в противоречие с приличиями, моралью и законом. Поистине странно, что узник Островов взялся искушать его только после возвращения и никогда не беспокоил в юности: при том, насколько сильно младший сын Ворона тайно ненавидел все вокруг, ему даже ничего особого не надо было обещать. Когда-то хватило бы шанса избавиться от всего, что раздражало - или хотя бы возможности никогда больше не притворяться. Если люди - это их желания, Лорайе был от природы, в какой-то мере, естественным предателем своего рода.
Пожалуй, именно от этого он так презирал Безликого.
- Если ты не желаешь сказать, что было там, на дне, куда я падал, прежде чем ты мне помешал, - его голос звучал не громче шума ветра, - у меня все.