Вы не вошли. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
Этрин: Новое Время » Здесь и сейчас » «Лицом к лицу» - 2 день III дюжины Луны Парусов, 1025 год
Страницы 1
Чтобы отправить ответ, вы должны войти или зарегистрироваться
Место: порт Керенны и особняк адмирала.
Участники: Амарте де Кенси, Эрвен де Кенси
Придворный маг сильно изменился за лето.
Его супруга, впрочем, тоже
Так устроена жизнь - иногда с тобой происходят чудеса, и, чаще всего, оказывается потом, что лучше бы они не происходили никогда. Чудеса бывает сложно пережить. Во всех смыслах.
И, когда их становится для тебя чересчур много, то молись, чтобы мир, простой, приземленный и в своей приземленности восхитительный, выступил на помощь со всеми своими обычными насущными делами, которыми надо заниматься, иначе все покатится под откос. И ты занимаешься, заставляя чудеса либо отступить, либо встать в очередь и послушно ждать своего часа.
Но наступает день - и дела заканчиваются. Легко переживать что угодно, когда у тебя их полно, тут и странные видения, и осознание, и голоса из прошлого, и понимание того, как это всё закончилось когда-то, все проходит фоном, потому что надо отдавать приказы, надо командовать, думать, ничего не упустить: потому что адмирал де Кенси
танна Кораблей
знает, что только слабые духом и глупые позволяют чудесам себя ошарашить.
Только юные и неопытные позволяют себе встать перед чудом и ахнуть.
Она не была ни слабой, ни юной, и не имела на это права.
И потом Сердце Змея пело ей песни из воспоминаний во время зимы в Ниндау, и под треск поленьев в камине приходили видения о синих парусах, и потому она просыпалась, захлебываясь соленой водой из сна, в котором гигантский водоворот
вдох
затягивал ее корабль, который вовсе не был "Святой Илларией".
И даже не сетовала на то, что пришлось перешивать перчатки.
Но вот сейчас почему-то опасалась сходить на берег.
Муж - от этого слова выворачивало суставы, от "он ждет" - тянуло жилы, и раньше Амарте Линьер думала, что эт неплохая идея и полезный союз, но сейчас
Амартайе Рэйниат
думала, что это злая шутка и ошибка, которую нужно срочно исправить.
В конце концов, сколько можно, дорогая судьба?
Но только слабые и глупые позволяют себе прятаться, когда нужно исполнять долг, даже если он сейчас и состоит в вещах вроде бы приятных и легких: например, спуститься по сходням под бурную радость встречающей в порту толпы. Они победители, и победители, между прочим, тоже многое должны. А потому Амартайе спускалась, затянутая в парадный мундир, со своими офицерами, которых тут же разобрало человеческое море - жены, невесты, мужья, женихи, родители... потом настал черед матросов, и с ними случилось то же самое, а она не могла заставить себя сделать шаг в сторону лошадей.
Так уже было.
Однажды, в другое время и не...
Нет, все-таки с ней.
- Монсир мой супруг, - суховато произнесла Амарте в спину придворному магу, который возился с ее конем, и стряхнула с эполета несколько фиалок, - и чего вам дома не сиделось? Рассчитываете на зрелищное воссоединение, чтобы мои офицеры прослезились и немедленно отправились домой, а не по кабакам?
Всю прошлую дюжину Эрвен, и без того не слишком веселый в последнее время, выглядел совсем уж мрачным и погруженным в себя. Люди, не знавшие, что именно творится с придворным магом, могли бы предположить, что граф де Кенси переживает кризис среднего возраста, коему как раз впору случаться, когда ты этринит и тебе семьдесят шесть; сам граф Кенси на все вопросы предпочитал одаривать собеседника тяжелым взглядом, отбивавшим все желание дальнейших расспросов.
Легче от этого, конечно, не становилось, но хотя бы донимали меньше.
Вопросы о смысле бытия, никогда особенно не беспокоившие Эрвена де Кенси, тем сильнее мучили Эрвейе Буревестника, оказавшегося чужим посреди еще вчера своих страны, города и времени; и особенно его тяготила мысль о том, что нет более ни страны, ни века, что приютили бы его. Свои он потерял, и теперь, вспомнив себя, тем более мрачно осознавал, сколь отчаянными были его безотчетные попытки воссоздать утраченное.
И сколь отвратительные формы они порой принимали.
Ему во всем мерещилось собственное лицемерие: и в ласке, обращенной к внучке адмирала, и во внезапной покладистости в общении с графиней Элоди...
Но острее всего он ощущал себя лицемером, когда вспоминал о жене.
Бедная девочка была виновата лишь в том, что лицом и именем походила на ту, с кем он больше никогда не встретится; и от переполняющего Эрвейе стыда перед ней его письма к жене становились как-то особенно высокопарны: она не заслужила того, чтобы быть заменой незаменимому. Последняя участь, какую заслуживает яркая и яростная меедонна Линьер - так это доля тени и отзвука, выцветшего воспоминания старого нелюдя.
Она найдет того, кто полюбит ее за нее саму.
А он заслуживает покоя.
Когда тебе три тысячи лет, нужно уметь расставаться с прошлым, каким бы дорогим сердцу оно ни было - Эрвен уже совершенно убедил себя в этом и твердо решил, что первым же разговором с Амарте станет беседа о разводе, но уверенность его растаяла, едва он, услышав знакомый голос, бросил взгляд через плечо.
Потому что перед ним стояла не Амарте - Амартайе Рэйниат, танна Кораблей, по недоразумению одетая в этринский мундир насмешливо щурилась от солнца, смахивая с плеча фиалки, и пронзительный синий взгляд ее казался одновременно близким и далеким, ибо смотрел сквозь века. Под ним Эрвен поперхнулся сначала заготовленным сухим приветствием, а затем всеми словами, и иллюзия на лице дрогнула вместе с сердцем в груди. Он молчал долго - так, что пауза из неловкой превратилась в непонятную; "танна", - хотел сказать он, но усилием заставил себя произнести:
- Меедонна.
И поклонился неловко и медленно.
- Я рад, что вы изменились лишь внешне.
Эрвейе вообще переставал понимать что-либо.
- Я не слишком изменилась и внешне тоже, - Амарте пожала плечами под кителем, который внезапно стал очень тяжел, как и мысль о том, чтобы отправиться домой. Это оказалось неприятно.
Хотя бы потому, что этой мыслью она последнее время жила - нимало не охладев к своему кораблю и капитанскому мостику, все-таки хотела сойти на берег, чтобы какое-то время восстанавливать силы и душевное равновесие в упорядоченной белизне своего особняка, в тишине и почти что одиночестве, что казалось особенно важным после плаваний, в которых одиночество - недосягаямая мечта даже для адмирала.
Почти - потому что присутствие Эрвена де Кенси парадоксальным образом не нарушало атмосферы, так тщательно созданной, и хотя он был и оставался ей чужаком, внезапно пришедшим предложить более или менее выгодное партнерство (несмотря на все странное, происходившее вокруг и во время), именно его она могла терпеть рядом.
Раньше.
А теперь - теперь, что делать?
- Сама не понимаю, что происходит, - ни словом не солгала меедонна, не слишком быстро с непривычки садясь в седло, - подозреваю, что родичи с Островов что-нибудь колдуют.
Вторая часть была ложью от начала и до конца, но выглядела как хоть какое-то объснение. В том числе для себя самой.
- А вы не изменились вообще.
Слова давались тяжело и вымученно, не то, чтобы Амарте испытывала потребность поддерживать беседу, но хотелось проверить, живой ли он вообще, этот человек, писавший ей такие же сухие и холодные письма, какими она отвечала ему, в первый раз изрядно удивившись, во второй прийдя в ярость, а в третий равнодушно пожав уже плечами: в который раз мужчины ее озадачивали. С другой стороны, разве оно не к лучшему?
- Я очень хочу домой.
Беседа не получалась, но в этот момент ей очень кстати залепили в лицо букетом. Пришлось махать и улыбаться.
- Это только на первый взгляд.
Эрвейе приподнял уголок рта, обозначая усмешку, и вслед за Амарте сел в седло. Скрывать замешательство у мага получалось плохо, но на его счастье вокруг было довольно людей, желающих завладеть вниманием меедонны - порой с каким-то даже агрессивным восторгом. Граф окинул рассеянным взором упавший в руки Амартайе букет, задержал взгляд на прилипшем к щеке лепестке и со вздохом тронул поводья.
- Тогда едем домой. - и от слов его веяло какой-то странной печалью.
Родичи с Островов если и колдовали, то не для них и не про них - Амарте могла лишь предполагать, но он это знал наверняка.
Дорога домой оказывалась необычно длинной для, собственно, дороги домой: еще юным виконтом Эрвен де Кенси не понял, но вспомнил давно позабытое знание Эрвейе Буревестника о том, что путь обратно всегда короче пути туда, и сейчас с печальной досадой понимал, что это правило впервые дает сбой. Кереннские улицы тянулись и тянулись, петляли и уплывали назад словно бы нехотя, против воли. Эрвен пытался занять время разговором не слишком светским, чтобы в нем не чудилось холодности, и одновременно достаточно отстраненным, чтобы не выдать растерянности.
- Здесь многое произошло в ваше отсутствие, меедонна, - негромко рассказывал супруге граф, - я бы сказал, что в какой-то момент в столице было едва ли не интереснее, чем на войне. Мы нашли и пропавшего принца, и сбежавшего маэстро - обоих слишком поздно, к сожалению; раскрыли заговор, расформировали Инквизицию и разрешили некромантию... мне кажется, сборщики трупов сами удивились взлетевшему до небес интересу к их ремеслу.
Чем ближе был дом, тем большая тревога его охватывала: все слова, придуманные им по дороге в порт и тщательно отрепетированные про себя; слова, казавшиеся такими правильными и благородными, теперь, под этим голубым взором, выглядели глупо и бессмысленно. Когда они останутся наедине в тишине дома - что он скажет Амарте?
Что он сказал бы Амартайе?
Что скажет она ему, когда увидит, чем он стал?
Что происходит?
- Я не так представлял ваш первый визит в Кенси, но раз уж так сложилась судьба - как вам понравились ваши владения?
- Не то, чтобы я имела возможность рассмотреть их до вечеринки. А после - на мой вкус всё было в самый раз разбросанно и достаточно трупов. Всё по канонам нынешней моды, - скупо улыбнулась
Амартайе
к которой начал возвращаться интерес. Пожалуй, супругу стоит быть благодарной уже за то, что он эту беседу поддерживает, потому что она сама не смогла бы. Отвечать всегда легче.
Толпа отпустила их нескоро, и ей казалось, наоборот, что дом слишком близко - были времена, когда адмирал спешила из порта домой, мечтая о хрустящих чистых простынях, о купальне и покое, о прохладном шелке домашнего платья, и ей казалось, что это все никогда не наступит, а улицы были длиннее чьей-нибудь жизни.
А теперь, как любая неприятность, дом наступил слишком скоро.
- Раньше сказали бы, что его новое величество чересчур жесток. Но, подозреваю, жестоким его называть нынче решится только тот, кто хочет оказаться на костре с собственными ушами в зубах, - сочла нужным прокомментировать последние новости меедонна адмирал, - не могу сказать, что огорчена.
Ворота открылись. И с порога накрыло таким знакомым желанием сбросить одежду прямо у двери и не прикасаться к ней, пока ее не отстирают несколько раз. Амарте вдохнула и принялась за пуговицы, не слишком беспокоясь о том, что об этом подумает граф.
- Прошу прощения, монсир. Но в такие моменты мы, моряки, думаем о вещах ну очень приземленных. Вода, еда, сон... Если у вас есть, что сказать мне прямо сейчас, и что не терпит отлагательств - говорите, потому что потом я собираюсь примерно на сутки удалиться от мира ради купальни и конфет.
- Вещь хорошая, - рассеянно признал граф.
Он, в свою очередь, не спешил даже стягивать перчатки, и переминался на пороге так, будто пришел не домой, а в гости. Отчасти это было правдой: дом меедонны Линьер, устроенный по ее правилам и для ее удобства, тяжело было считать своим, потому что под его крышей ты оказывался или гостем, или подчиненным; и если Эрвен еще надеялся с этим что-то сделать, то Эрвейе уже не знал, имеет ли это смысл.
- На самом деле, меедонна, мне, наверное, и нечего больше сказать. Если только показать.
Кенси все-таки стянул перчатки с узких четырехпалых кистей, столь непохожих на его прежние, совсем человеческие руки - иллюзию на них он не поддерживал оттого, что это было сложно и не слишком необходимо: мало кто обращал внимания на такие детали, это не лицо, что всегда на виду.
Пальцы его чуть дрогнули, прежде чем коснуться щеки.
Официальная версия гласила, что придворного мага изуродовало во время обрушения дома - это авторитетно подтвердил целитель дома Арьеса, в компетентности которого не сомневался никто; новость быстро разнесли сплетники, и вопросы к иллюзии на лице графа пропали совершенно у всех. Он менял ее постепенно и незаметно: заострял лицо, добавлял седины в волосы, осторожно подправлял черты, позволя всем исподволь привыкать к новому себе, но пока все еще был далек от правды.
Наверное, из-за этого проступающие сквозь привычное лицо незнакомые черты должны были выглядеть пугающе - Эрвейе хотел бы смягчить эффект, то желание скинуть с себя ставшую чужой личину внезапно стало в нем особенно острым. Его не останавливала ни мысль о том, что подобная метаморфоза может напугать Амарте (хотя меедонна наверняка видела в своей жизни вещи пострашнее); ни опасение того, что она может просто решить, что перед ней вообще кто-то другой, лишь прикидывавшийся графом...
Пускай так. Пускай хоть как-то - лишь бы не как сейчас, в чужом доме, чужом веке и с чужим лицом.
И граф де Кенси, почти человек, исчез, уступив место совершенно точно - нелюдю; беловолосому, синеглазому и хищному; не слишком непохожему на придворного мага, но одновременно совершенно иному.
- Это я. - коротко уронил Эрвейе, имея в виду сразу многое.
Он помолчал, прежде чем признать с усмешкой:
- Пожалуй, я все-таки немного изменился.
И зачем-то прибавил:
- Здравствуй, Амартайе.
Она уронила китель - уронила, не бросила, потому что ставшие внезапно ватными руки не удержали черную ткань - и коротко прошелестели по полу эполеты.
Прошлое приходило понемногу, видениями, снами, потом воспоминаниями, в конце превратившись в уверенность и знание, и понадобилось немало времени и немало крови, чтобы с этим смириться. Чтобы поначалу даже испытать надежду: смотри, говорила она себе, ты больше не Обреченная.
Оно не зовет.
Но оно позвало, как только северные ветра стали крепче, и, в сотрясаемых вьюгами стенах Ниндау она слышала не отзвуки криков, а песни, подобные песням китов. И просыпалась без боли, но со слезами на глазах, зная, что от зова не спастись.
Хорошо, подумала она тогда, пусть так. Ей нечего больше терять и некого, все умерли, стали пылью тысячелетия назад, так будет проще, и она ответит на зов - потому что никому не станет хуже, кроме нее. Эта мысль принесла облегчение, какое случается с теми, кто встречает неизбежность лицом к лицу. Поэтому в последнюю луну Верховный Адмирал готовилась к отставке и составляла завещание, радуясь тихо, что не успела ничем особенным обзавестись. В этом и была суть: легко уходить, когда ничто не держит. Может, Алейта, но девочке пора взрослеть - это случается со старшими, они уходят.
А теперь и этой надежды не осталось.
Потому что вот он, стоял перед ней. Тот, из-за которого Зов превратился в непосильное бремя.
Амарте села на пол, потому что надо было куда-то сесть.
- Куда ты подевал моего супруга, мой господин и супруг? - привычно-ядовито спросила она, и ее имя было написано у нее на лице.
- Я съел его, - хищно оскалился Эрвейе, и на мгновение действительно можно было поверить, что незнакомый клыкастый хамалани просто загрыз придворного мага, - чтобы занять его место подле тебя, моя госпожа и жизнь моя.
Отшвырнув перчатки в сторону, он в один шаг преодолел разделявшее их расстояние и опустился на пол подле Амартайе, чтобы заглянуть ей в глаза с восторженным неверием. Среди всего , во что не верил Эрвейе, менее всего он верил в подобные совпадения: что он, внезапно вспомнивший, чудом изменившийся, неожиданно встречает преображенную Амарте - и это совершенно никак не связано.
Нет уж, это невероятнее и его возрождения, и их встречи вместе взятых; и если она выглядела, как Амартайе, говорила, как Амартайе, и смотрела, как Амартайе - это должна была быть она, каким бы неправдоподобным это ни было с точки зрения здравого смысла.
Да что там лицо, голос и взгляд - она ощущалась, как Амартайе, и это чутье невозможно было обмануть. Разум не верил ему из-за его необъяснимости, но сердце лишь его и признавало: выгляди она иначе, говори она иначе, смотри она по-другому, Эрвейе все равно узнал бы в ней Амартайе - ту, с которой все началось, и со смертью которой все закончилось; ту, что превратилась в песню и легенду, но чью руку он когда-то держал в своей - ту самую руку, что удерживала от безумия, в которое он скатился, едва опора ее исчезла.
Но он все равно спросил - бесы знают, почему, наверное, оттого, что правда оказывалась настолько желанной, что в нее страшно было поверить:
- Это правда ты?..
Боги были милостивы к нему, хотя он заслужил наказания, и Эрвейе не понимал, отчего.
Она помнила какие-то вещи, которые не долна была помнить в этой жизни.
То есть, все эти вещи.
Помнила.
... - Потому что ты мне мешаешь, - наследник стоял спиной, так прямо, что даже серебряные колокольчики в косе не позванивали, - оставь меня и немедленно уходи, иначе мне придется позвать слуг.
- Я только начала тебе мешать, - прищур дочери Великого Тана Рэйниат пропал втуне, потому что принц так и не обернулся, - немедленно иди сюда.
Трещит под пальцами белый шелк, срываемый с плеч.
Вспыхивает не удержанный им в руках огонь.
- Ну а кто бы, Короткохвостина, - со слегка ядовитой, и, может, от этого болезненной нежностью в голосе сказала меедонна адмирал, - я все-таки вернулась домой, да? Ну не в тот же самый дом, но домой же.
Адмирал Линьер... де Кенси... не умела плакать.
Танна Кораблей тоже.
Поэтому она просто обняла его - хотелось бы сказать, что привычно, но она и тогда, тысячи лет назад, так и не сумела привыкнуть. Для этого необходима определенная частота, недоступная Королю-Пророку.
Может, и к лучшему, потому что все так же - как и тысячи лет назад - перехватывало дыхание.
- А почему ты так же пахнешь, Короткохвостина?
В этой жизни она еще никогда не улыбалась такой безумной улыбкой.
- Я не знаю, - севшим голосом сказал Эрвейе, - я даже не знаю, почему я есть.
Но сейчас ему было все равно.
Несложно было прийти к выводу о том, что второй шанс ему подарили неспроста: избранным он никогда не был, и в прошлой жизни мало походил на святого, а никого более боги не одаривали возможностью помнить себя до смерти - и тем не менее, все его воспоминания были при нем, от тех, которыми он дорожил, до тех, от которых с превеликой радостью отказался бы. До этого момента Эрвейе не знал, щедрый ли это аванс или изощренная пытка - жить, зная, что все дорогое твоему сердцу давно обратилось в прах - но теперь, перебирая светлые волосы, чувствуя в руках знакомое тепло, он мог бы поверить, что первое.
И Эрвейе готов был отдать что угодно взамен - ни одна цена за встречу, которой не могло и не должно было быть, сейчас не казалась ему слишком высокой. Ради этого стоило умереть, воскреснуть и умереть еще сотню раз - он безропотно прожил бы и тысячу жизней, если бы в конце ему была обещана такая встреча; чтобы она снова улыбалась в его руках.
В груди сдавило так, что вдыхать больше, чем на полвздоха, не получалось.
Он потом еще долго ходил с вызывающе короткими, как у преступника, волосами и упрямо отказывался помочь им отрасти при помощи магии - в пику отцу, что, пребывая в дурном расположении духа, неожиданно рассердился на наследника за оплошность. Тану Рэйниат удалось сгладить вспышку Короля, но Эрвейе запомнил обиду по-хамалански надолго - и потому перед изгнанием рыжую косу любимого сына Гвенайе Ворона железным ножом срезали ровно до той же длины, до какой когда-то давно опалило волосы его брата.
- Почему твой брат не выглядит так?!..
Жаль отец уже не видел.
Эрвейе качал меедонну в руках так, словно она была маленькой девочкой.
- Я хотел развестись с тобой, ты знаешь? - зачем-то рассказывал он ей. - Как только вспомнил все, хотел. Вбил себе в голову, что ты - это не ты, и что я обманываю какую-то бедную девочку лишь потому, что она на тебя похожа... Супруги великие, тысячелетия прошли, а я все тот же дурак. Ты простишь меня? За все? Ты простишь, Амартайе? Я был плохим отцом, я был плохим сыном, я был плохим братом, и я был худшим королем из всех, и я не заслужил этой встречи, но я так хотел... еще хотя бы раз. Мне было так плохо без тебя. Тогда и сейчас.
Тяжелая капля сорвалась с белых ресниц и упала на щеку Амартайе - той самой, что три тысячи лет назад наверняка начала бы дразнить его за то, что он разнюнился, как маленький.
И с тех пор совершенно не изменилась.
Страницы 1
Чтобы отправить ответ, вы должны войти или зарегистрироваться
Этрин: Новое Время » Здесь и сейчас » «Лицом к лицу» - 2 день III дюжины Луны Парусов, 1025 год
Форум работает на PunBB, при поддержке Informer Technologies, Inc