«Бабочки и ураганы» - 7 день 1 дюжины Луны Штилей, 1025 год

Донна Верен была слишком очаровательна, чтобы это было врожденным, и оттого Эрвейе лениво гадал, где именно де Вер обнаружил этот алмаз и для чего огранил - в ходящие при дворе слухи он не верил хотя бы оттого, что знал наверняка: у Рэймина нет ни фаворитки, ни времени на нее. У Рэймина есть только книги и империя, и последняя особа слишком капризна, чтобы терпеть соперниц.
Во всяком случае, так отговаривался сам Рэймин, и Кенси считал, что это от юношеского максимализма и со временем пройдет, но пока - пусть лучше так.
Отставку ему не дали: внимательно выслушавший объяснения мага император если и не поверил в услышанное, то виртуозно скрыл неверие, и не счел бытие возрожденным древним правителем веской причиной для освобождения от должности, поэтому граф к собственной досаде все еще занимал свой кабинет и исполнял свои обязанности. Досада, впрочем, была не слишком сильна: Эрвен де Кенси привык служить; Эрвейе - нет, зато он, как любой житель островов, близко к сердцу принимал понятия долга и преданности, и потому не без усилия, но смирялся перед необходимостью.
В конечном итоге - а чем еще он мог бы заниматься? У Амартайе всегда было море, у него - магия, и даже спустя тысячелетия это осталось неизменным.
Разве что его интерес к политике и интригам, прежде живой, сейчас как-то поумерился: придворный маг куда охотнее разговаривал о прошлом империи, чем о ее будущем, и любые политические беседы умудрялся свести к навевающим уныние рассуждениям о теории магии, поэтому в отсутствии скуки на лице Лорейн тоже читалась школа де Вера.
Донна наверняка была отличницей.
В доме донны Верен пахло амарийским жасмином, иль-заанским кофе и этринским коварством, и от этого коктейля у графа в какой-то момент разболелась голова, и он с позволения хозяйки дома покинул ее, пообещав непременно посетить один из музыкальных вечеров, что устраивала Лорейн.
Всего через пару кварталов его остановил волшебный аромат сладкой сдобы, и после короткого раздумия Эрвейе решительно спешился. Амартайе любила сладкое, а в этой кондитерской делали лучшие во всем Старом городе меренги с кремом и фруктами, и грех было не принести ей полную их коробку, раз он уже оказался поблизости. В процессе выбора к меренгам добавились миндальные трубочки, пара сливочных корзинок и суфле - направляясь к выходу, граф осторожно придерживал рукой распухшую коробку и раздумывал над тем, как довезти все это богатство до дома, не превратив его в большой приторный ком, когда странное чувство остановило его на полпути к двери.
С Итталмар пахло водой и...
Эрвейе вздрогнул и развернулся к веранде. Он вышел на нее еще не вполне веря, что ему не почудилось, но с каждым шагом тяжелый запах становился все сильнее и явнее - Кенси словно погружался в сладковатое болото, обманчиво тихое, но гибельное.
Он никогда не видел живое йизуль - в последний раз их встречали при его пра-прабабке, которая магией и сталью выжгла остатки заразы с континента - но какое-то странное врожденное знание не давало ему ошибиться: эта милейшая златокудрая девочка, увлеченно уплетающая пирожные - его часть, и от одного взгляда на нее в груди поднималась волна отвращения. Древний инстинкт - тот, что старше островов и самого их рода - требовал не разбираясь разорвать горло, однако среди бела нападать на воздушную донну в присутствии десятка людей было решением крайне глупым, и даже покровительство императора в таком случае не спасло бы его от тюрьмы. Все, мог делать Эрвейе - это прожигать йизуль взглядом, в в котором ненависть мешалась с отвращением - в два шага преодолел он расстояние от двери до его столика и склонился над ним.
Со стороны казалось, что почтенный мастер просто встретил знакомую донну.
- Я знаю, что ты, - на хамаланском произнес Кенси, совершенно уверенный в том, что существо его поймет, - а ты должен знать, кто я, и что означает встреча со мной. Что ты здесь делаешь, йизуль?

Отвращение схлынуло так же внезапно, как и поднялось - Эрвейе, хотевший поначалу отдернуть руку, недоуменно моргнул, пытаясь понять, что произошло, но древний инстинкт, поднявший было голову, будто крепко заснул. Девочка более не казалась ни врагом, ни мерзостью, и от растерянности Кенси ответил просто и честно:
- Я прячусь. Я родился с другим лицом, и люди не поймут, если я вдруг стану иным, а объяснять... очень долго.
Пирожных он не хотел, но от удивления не нашел ничего лучше, кроме как принять приглашение девочки и присесть рядом с ней.
Он никогда не слышал про Рой, но этот Рой, видимо, слышал и про него, и про Амартайе, и это порождало еще больше вопросов к и без того странному созданию - в некотором неверии Эрвейе осторожно дотронулся до руки девочки... и ничего не случилось.
Совершенно ничего. Обычная девочка и обычная рука, только пахнет все-таки немного иначе.
- Я никогда не слышал о Рое. - растерянно признался Кенси.
И оглянулся на всякий случай, чтобы убедиться, что никто не слышит их странный разговор.
- Ты пахла как йизуль, и я принял тебя за его часть. Йизуль хорошие обманщики, твой вид мог быть иллюзией, но теперь я вижу, что ты настоящее. Я... должен извиниться.
Эрвейе медленно склонил голову, все еще не вполне понимая, за что просит прощения, но навейе подсказывало ему, что так нужно.
- Что ты и откуда ты тут?

Погрузившийся в свои мысли Эрвейе лишь после долгой паузы понял, что существо обращается к нему, и по-птичьи встрепенулся, стряхивая оцепенение.
- Я не понимаю. - признался Кенси.
И это даже близко не описывало всей его растерянности. В последнее время на него сваливалось слишком много событий столь редких и неожиданных, что поневоле попытаешься увязать их в систему, ибо не верится, что все это может происходить случайно. Избранный Танаит, он и Амартайе, и теперь еще это странное существо, которому полагается быть вымершим - Эрвейе казалось, что между всем этим должна быть связь, но усмотреть ее он не мог, как ни старался.
Быть может, подобное просто притягивается к подобному.
- Ты говоришь, что вы - не йизуль, но выходит, что вы одного рода. Что вы тогда такое? И если все твои родичи умерли, почему ты говоришь о вас во множественном числе? Чего вы хотите от меня и почему от меня?
Его одновременно и успокаивало, и настораживало то, что он более не испытывает к йизуль полагающейся ненависти: печальный рассказ существа, одиночество в его глазах, когда оно говорило о погибших родичах, вызывали странный отклик в его душе - потерявший свое время и свою землю Эрвейе как нельзя лучше понимал, каково это - не иметь родины и места.
Быть последним.
Эрвейе совершенно не был уверен, что это не очередной обман, в котором Его существа были весьма искусны, но умолкшее чутье больше не поднимало головы, и как Кенси ни старался, он не мог отыскать в себе неприязни к...
К кому, кстати?
- У йизуль есть имена? - помедлив спросил он.
И тут же поправился.
- У тебя - есть имя?

Мысль о том, что служение Безымянному - такой же добровольный выбор, как поклонение Супругам, отчего-то никогда не приходила в голову Эрвейе, воспитанному на неприязни к Нему и его народу, привыкшему видеть в йизуль не разумного врага, но слепую, разрушительную силу, противную всему человеческому; и Кенси с некоторой досадой понимал, что при встрече без каких-либо разговоров просто убил бы родичей Исфирь.
Тех самых, что были гонимы своими же собратьями, и что спасли от смерти горстку потерянных людей, не привыкших быть хозяевами себе - слепая сила оказывалась не только не слепой, но противоречивой, как все мыслящее, и если среди людей встречаются те, кто отрекается от Хозяина и Хозяйки, логично было бы предположить, что и среди йизуль могут быть те, кто откажется от своего создателя.
В голове Эрвена вдруг сложилась картинка - не та, что он все пытался собрать, но другая, не менее интересная, хоть и чужая: ему на ум пришли древние легенды о прекраснейших женщинах, почитавшихся полубогами, что пропали во время правления Илфара Великого и с тех пор считались лишь древними сказками.
И он сказал:
- Хаймир. - потому что отлично знал, как мало сказок в древних сказках. - Ты - последняя из хаймир, так?
Когда-то многочисленнее полчищ йизуль были только легионы их рабов, и все вместе они внушали трепет даже предкам Эрвейе; сейчас же все, что осталось от их цивилизации, сидело перед ним и хмурилось на пирожное.
Забавно, но теперь оказывалось, что даже от древних островов сохранилось больше, чем от древней расы.
- Это очень грустная история. - помедлив, признал де Кенси, не зная, как еще прокомментировать рассказ Исфирь.
Он снова умолк, поразмыслил немного, а потом медленно, звук за звуком повторил сложное, шипящее имя ийзуль - в устах благопристойного этринского графа оно звучало ничуть не уместнее, но к их разговору, слава Супругам, никто не прислушивался.
И вопросительно поднял белую бровь.
- Я правильно говорю?.. Так вот, моя жена, - он чуть не сказал "танна кораблей", но вовремя поправился, - адмирал, и я уверен, что она не откажет в помощи, когда узнает, в чем дело. В ее распоряжении довольно кораблей - тебя доставят к берегам Химаэны так скоро, как только возможно, но... что ты... что вы собираетесь делать там?
Эрвейе чуть склонил голову к плечу.
- Вести оттуда приходят одна хуже другой. Говорят, там эпидемия; говорят - война, на деле - бесы разберут, но маленькой девочке там делать нечего. Даже если она - Рой.

Эрвейе какое-то время молчал, будто подбирал слова, а потом медленно покачал головой.
- Я вообще не знаю, для чего я здесь. - поделился он с Исфирь. - Подозреваю, что неспроста, раз я помню, кто я такой, но для чего именно - не знаю. Видишь, ли, - девочке явно нравился звук собственного имени, и оттого Кенси снова тщательно выговорил его, - в прошлый раз я натворил... много разных нехороших вещей, так что на святого я не тяну точно, избранным никогда не был... значит, должно быть что-то еще. И это определенно не бытие придворным магом.
Откровенничать с йизуль было странно, и Эрвейе уже не раз и не два подумал, что, возможно, совершает ошибку: в конечном итоге, Его создания должны быть прирожденными обманщиками, и печальные истории девочки могли оказаться просто сказками, а молчание врожденного чутья могло говорило лишь о том, что они нашли какой-то способ его обмануть... Однако Кенси уже до тошноты надоело искать во всем подвох, и в целом - думать, думать, а потом думать снова; и, уставший от рефлексии, он полагался на чутье просто потому, что разум в некоторых вопросах оказывался равно неверным советчиком.
- Если ты... если вы все знаете что-нибудь, я с готовностью выслушаю.
Эрвейе одновременно понимал рвение девочки и не одобрял его: смутное ощущение того, что он тратит впустую ограниченное время, то и дело преследовало и его самого; только он не представлял, что нужно делать, ровно так же, как Исфирь не знал - как.
- Если тебя убьют, - предостерег Исфирь Кенси, - умрет последняя из вас. Некому будет возродить хаймир, и если ваши подозрения о том, что тамошние энзамар без вас не могут, правда, то в конечном итоге вымрут и все они. Ты хочешь так рисковать? Подожди, пока там все успокоится. Если тебе нужен кто-то, чтобы... хм... продолжить ваш род, у меня есть мысль.
Мысль звучала странно и как-то неловко даже в сознании Эрвейе, но, помедлив, маг все-таки решился ее высказать.
- Телохранитель герцогини Таиран - иль-заанец. Он влюбится в тебя с первого взгляда, как ему и положено, - с воспоминаниями о прошлой жизни к Эрвейе вернулось и прежнее прагматическое отношение к энзамар, - и... ну, вас станет больше. К этому моменту, возможно, эпидения на Химаэне утихнет, и тогда ты с твоими дочерьми сможете отправиться туда без особого риска.